1. Шпион.
"...20.X.43 года при возвращении с боевого задания в сложных метеоусловиях в районе ДЕМИДОВ его самолёт был атакован своими истребителями. В воздушном бою самолёт был подожжён, при этом убит штурман и тяжело ранен воздушный стрелок–радист. Старший лейтенант... выпрыгнул на парашюте из горящего самолёта."
Из наградного листа.
–...Не было у меня парашюта.
— Как — не было?
— Так. Стальной лист под задницу клал вместо него.
— А...?
— Да, выпрыгнул без парашюта. Гореть не хотел, мучиться. Решил разбиться.
2. Козлище.
Уже почти под Москвой он, пройдя от Белостока, догнал таки своих. Через линию фронта прорывались с боем. Из без малого батальона вышло на своих ногах несколько десятков человек.
Остальных вытаскивали медсёстры — и тех, кто ещё стонал, и тех, кто уже не дышал
Худая девчонка с чёрными кругами от усталости под глазами тащила его от места, где подсекло осколком, до окопа, где уже принимали другие. Передала и поползла обратно.
А познакомились уже в госпитале, где он выздоравливал, а она умирала после четвёртой операции — попали под артобстрел и на ней места живого не было.
Он её выходил. И женился.
Её звали Линда.
3. Шпион.
–...Упал удачно. Даже ничего не сломал, хотя был весь синий потом.
Направление знал, пошёл к своим.
Сидит пехтура в окопе, выпивает за упокой новопреставленных советских лётчиков. Чтоб земля была пухом, ага. И тут я из перелеска..
— Радовались?
— Ещё как! Особенно особист их — шпиона привели! Ну кто в такое поверит–то? И документы мы перед вылетом сдали.
Прошу: свяжитесь с полком, там подтвердят. Нет же, три дня меня мурыжил, козлище! Я его на всю жизнь запомнил.
4. Козлище.
Везение этого продымленного, ободранного, в чернильного цвета кровоподтёках летуна было таким, что и сейчас, после детально снятых по всем инструкциям показаний, так и не верилось толком.
Он не мог сказать, что полк попал в "колечко" и сидит без связи даже со своим командованием. Вместо этого он ещё и ещё раз допрашивал летуна, фиксируя малейшие детали — чтобы спасти его от бдительности своих тыловых коллег, которые уже не увидят потом ни этих кровоподтёков, ни этого ошалевшего взгляда, перед которыми будет лишь задержанный человек без документов и с дикой, невероятной легендой.
5. Оба.
— Ты, что ли, козлище, был особистом в...–том полку? — не выдержал он.
За свадебным столом стало тихо. Жена, помнившая это слово, проворно убирала из–под рук колюще–режущее.
— Угу, — промычал сидевший напротив, тоже давно сверливший его цепким взглядом. — А ты тот шпион беспарашютный.
Потом они встали и вышли вместе. Дядя жениха и дед невесты.
Сидели, курили. Вспоминали.
Потом дружили.
Козлище в девяностые был убит как русский оккупант–чекист подростками в Эстонии, где он жил со своейЛиндой.
Шпиону, Герою Советского Союза Глебову Михаилу Максимовичу, повезло ещё раз. Лежит в Минске.
"...20.X.43 года при возвращении с боевого задания в сложных метеоусловиях в районе ДЕМИДОВ его самолёт был атакован своими истребителями. В воздушном бою самолёт был подожжён, при этом убит штурман и тяжело ранен воздушный стрелок–радист. Старший лейтенант... выпрыгнул на парашюте из горящего самолёта."
Из наградного листа.
–...Не было у меня парашюта.
— Как — не было?
— Так. Стальной лист под задницу клал вместо него.
— А...?
— Да, выпрыгнул без парашюта. Гореть не хотел, мучиться. Решил разбиться.
2. Козлище.
Уже почти под Москвой он, пройдя от Белостока, догнал таки своих. Через линию фронта прорывались с боем. Из без малого батальона вышло на своих ногах несколько десятков человек.
Остальных вытаскивали медсёстры — и тех, кто ещё стонал, и тех, кто уже не дышал
Худая девчонка с чёрными кругами от усталости под глазами тащила его от места, где подсекло осколком, до окопа, где уже принимали другие. Передала и поползла обратно.
А познакомились уже в госпитале, где он выздоравливал, а она умирала после четвёртой операции — попали под артобстрел и на ней места живого не было.
Он её выходил. И женился.
Её звали Линда.
3. Шпион.
–...Упал удачно. Даже ничего не сломал, хотя был весь синий потом.
Направление знал, пошёл к своим.
Сидит пехтура в окопе, выпивает за упокой новопреставленных советских лётчиков. Чтоб земля была пухом, ага. И тут я из перелеска..
— Радовались?
— Ещё как! Особенно особист их — шпиона привели! Ну кто в такое поверит–то? И документы мы перед вылетом сдали.
Прошу: свяжитесь с полком, там подтвердят. Нет же, три дня меня мурыжил, козлище! Я его на всю жизнь запомнил.
4. Козлище.
Везение этого продымленного, ободранного, в чернильного цвета кровоподтёках летуна было таким, что и сейчас, после детально снятых по всем инструкциям показаний, так и не верилось толком.
Он не мог сказать, что полк попал в "колечко" и сидит без связи даже со своим командованием. Вместо этого он ещё и ещё раз допрашивал летуна, фиксируя малейшие детали — чтобы спасти его от бдительности своих тыловых коллег, которые уже не увидят потом ни этих кровоподтёков, ни этого ошалевшего взгляда, перед которыми будет лишь задержанный человек без документов и с дикой, невероятной легендой.
5. Оба.
— Ты, что ли, козлище, был особистом в...–том полку? — не выдержал он.
За свадебным столом стало тихо. Жена, помнившая это слово, проворно убирала из–под рук колюще–режущее.
— Угу, — промычал сидевший напротив, тоже давно сверливший его цепким взглядом. — А ты тот шпион беспарашютный.
Потом они встали и вышли вместе. Дядя жениха и дед невесты.
Сидели, курили. Вспоминали.
Потом дружили.
Козлище в девяностые был убит как русский оккупант–чекист подростками в Эстонии, где он жил со своейЛиндой.
Шпиону, Герою Советского Союза Глебову Михаилу Максимовичу, повезло ещё раз. Лежит в Минске.
Свежие комментарии